ЛИТВА. ПРАВОЗАЩИТА

22.01.2023

Альгирдас Палецкий
Литва

Альгирдас Палецкий

Писатель, журналист

НАРУЧНИКИ НА МЫСЛЬ

Часть II КОНТРАСТЫ 528-го ДНЯ

НАРУЧНИКИ НА МЫСЛЬ
  • Участники дискуссии:

    3
    9
  • Последняя реплика:

    больше месяца назад

начало
КОНТРАСТЫ 528-го ДНЯ
 
Утро. Одиночка. Обвинение мне предъявили еще полтора года назад, а улик нет и суд все никак не начнется. Что же, не сулит надежду и этот день. Будет все как обычно.
 
По громыханию тележки понимаю, что «мухоморы» катят бадью с завтраком на весь наш этаж. «Мухоморы» — так в тюрьмах называют работающих здесь заключенных: они подметают, готовят пищу, волосы нам аккуратно бреют. (Каких «мух» они «морят», один черт знает. Но если бы не они, утонули бы мы среди мух, пыли и мусора).
 
Надзиратель стучится в двери моей «хаты» (камеры):
 
— На прогулку?
 
Нравится, как выражаются надзиратели: коротко и по существу. Понятно, что иду. Ведь это единственное здесь развлечение. Но только не во двор, а на крышу. В построенной в царские времена Шяуляйской тюрьме вообще «снесло крышу» — она без крыши. Верхняя часть здания так же разделена на камеры. Только они без потолков. Вместо потолка — решетка. А над ней уже только небо. Или пухленькие, чумазые голубиные пузики. Пузики сидят прямо на решетках. А с них, словно снежинки, падают перышки.
 
По широкой, «царской» лестнице поднимаюсь на пятый этаж. Каждое движение сопровождает взгляд надзирателя. Глаза наблюдают за тобой на каждом этаже, а рты по рации передают навостренным ушам: «Один идет». Строгий учет и контроль. Шаг не в ту сторону — получишь, если не пулю, то «бананом» по пояснице. А возможно и бонус — дополнительный срок. То есть лишний годик сверх заключения, за попытку к бегству.
 
Поднимаюсь. Встречает последний надзиратель. («Последний надзиратель»... — это можно было бы рассматривать и в качестве философской категории, если бы разговор шел о горизонтах личной свободы человека.) Он тебя уже ждет. Молодой, любезно улыбается, одной рукой опирается на гостеприимно открытые двери прогулочной камеры. В камере без потолка приходится двигаться вприпрыжку от угла до угла. Там минное поле: разноцветные плевки заключенных и помет от бомбардировок голубиных пузиков. Греюсь в солнечных лучах. Солнышко — дефицит в тюрьме. Красота…
 
Вдруг весеннее небо с грохотом разрезают два натовских истребителя. Охраняют демократию. Как-то сразу на душе спокойнее…
 
Прокуратура постоянно твердит, что я убегу за границу, поэтому меня необходимо особенно тщательно охранять. Каждые десять минут над камерами без потолка топает тот, последний, надзиратель. Как же он ходит над камерами? Может быть, по специальному проходу-подиуму, приподнятому над прогулочными двориками, или по верхнему краю стен, или по решетке? Мне не видно, вижу его только от пояса.
Смотрю на надзирателя снизу. Теперь он похож на ангела-хранителя, парящего в небесной голубизне.
 
Час прошел, дневное развлечение завершилось — пора в камеру. В сопровождении десяти пар глаз спускаюсь на свой этаж. После обеда укладываю свое костистое тело на деревянные нары. Подозреваемым работать не разрешается, несмотря на мою просьбу. «Не разрешено. Осужденным на зоне — можно, а здесь изолятор для подследственных». Выходит, заключенным повезло больше, чем еще только подозреваемым.
 
На прогулке слышал разговоры заключенных: «Скорее бы мне осудиться — и на зону. Ты уже осудился?», «Еще нет, может быть в следующем месяце». Осудиться — народ и такое слово придумал.
 
Изолятор для подследственных — это не зона для осужденных. На зоне, говорят, разрешено заниматься спортом и на прогулке быть дольше часа в сутки. И поле для прогулки там — не маленькая камера без потолка, как здесь, а целая спортивная площадка.
 
528 суток я изолирован в одиночке. Несмотря на то, что я — только подозреваемый. Осуждаться я не намерен.
 
От чтения глаза устают, закрываю их в дремоте. Но рецидивами возвращаются еретические мысли. Почему я здесь? В конце 2018 года Генеральный прокурор Литовской Республики публично, на пресс-конференции, выложил: «Он нацелился на самые чувствительные места нашего общества». Вот тебе раз. Оказывается, в настоящее время официально, даже на уровне прокуратуры, определены «самые чувствительные места общества»? Их лично диагностирует Генеральный прокурор? Компетентные органы теперь будут проводить диагностику «самых чувствительных» органов общества? Интересно…
 
Но каким бы я был журналистом, политиком, политологом, если бы не интересовался самыми чувствительными местами общества, если бы мне не хотелось анализировать, если бы я не искал информацию, не собирал бы архив, не писал бы книгу? Какой врач не нацеливается на самые чувствительные точки больного, а ученый — на самые чувствительные стороны исследуемого объекта?
Возможен ли прогресс, если властные инстанции будут запрещать интересоваться тем или иным только потому, что это — чувствительно?
 
Вот потому историки и побаиваются исследовать нашу историю, особенно новейшую. Исследовать-то им хочется, но можешь исследовать – исследовать, и дождаться расследования прокуроров.
 
Есть те, кто верят в то, что самое страшное — это преступные мысли и идеи. Свободомыслящие — самые опасные, ведь они могут пошатнуть авторитет власти — моральный или идеологический. Для некоторых власть — абсолютная ценность, поэтому свободомыслящие — это зло. И поэтому их необходимо изолировать, 24 часа в сутки держать под надзором, чтобы рецидивы свободной мысли в них растворились.
 
Первые несколько месяцев в тюрьме я мог встречаться только с адвокатом, но он не такой частый гость, как хотелось бы, — занят другими делами. Кроме того, он не родственник и не добрый друг. Только спустя полгода после ареста я впервые встретился с семьей. Затем встречался редко, примерно с недельными интервалами. Первые десять месяцев мне даже звонить запрещали. (Какую угрозу обществу несет звонок маме, к тому же, видимо, записываемый? Как какую?! Свободомыслящих и их семьи необходимо уничтожать. Это опасные элементы для создаваемого общества единомыслия, они не соответствуют доминирующему «общественному мнению».)
 
Надзиратели с интервалом в несколько минут подходят к камере и рассматривают сквозь глазок: не рою ли я тюремной посудой (пластмассовой) в полу (бетонном) тоннель? Не пилю ли (наточенным ногтем) оконную решетку? Ночью в камере в обязательном порядке горит свет, чтобы меня было видно, ведь ночью я становлюсь особенно опасным.
 
Однажды, взломав заграждения и колючую проволоку, в мою камеру, оседлав Пегаса, ворвались музы. Окружили и стали нашептывать свои инструкции, задания и шифры — оставалось только присесть, схватить бумажку и все это дешифровать. Чувствую, что совершаю страшное преступление, ведь идеи муз пахнут ересью. Но я все же — мысленный рецидивист и не могу иначе.
 
Итак, пишу ночью. Когда-то читывал, что в Средневековье за ночные преступления наказывали вдвое строже, чем за преступления, совершенные днем. Священники сумели убедить феодалов, что если преступления совершаются ночью, значит они совершаются под покровительством дьявола, то есть «в составе организованной группы с дьяволом»…
 
Поэтому немедленно получаю строгое предупреждение надзирателя: «Нельзя! Спать!» Позднее среди документов по делу «о шпионаже» я нашел служебную записку, в которой один из полицейских начальников предлагал установить в моей камере в Лукишкес подслушивающую аппаратуру. Из другой записки понял, что от этой идеи отказались — так как я сижу один, я не могу передать кому-либо интересующую полицию информацию.
 
Святая наивность! Самые изощренные шпионы, опаснейшие диссиденты именно с помощью муз и Пегасов налаживают связь с иностранными разведками, передавая им преступные символы!
 
Вероятно, что надзиратели и в камере меня подслушивали. Может быть, фиксировали, как я умывался, ходил в туалет или кашлял. Кашлять или чихать, знаете ли, тоже необходимо так, чтобы не умалить авторитет Власти.
 
Кстати, в Лукишской тюрьме клозет от остального пространства камеры был отделен лишь целлофановой пленкой. Говорят, один немец, посидев в Лукишкес месяц и выйдя на свободу, шутил: «Месяц в туалете отсидел!» — имея в виду именно это.
По мнению прокуратуры, я — столь опасный потенциальный беглец, что, если меня выпустят из темницы под домашний арест, даже несмотря на то, что изъяты все личные документы, нацеплен электронный браслет (передает полиции каждый мой шорох), а родные заплатили за меня крупный залог, — я все равно обязательно и неизбежно немедленно пересеку государственную границу и безвозвратно скроюсь. (А скрывшись, буду дальше распространять ересь).
 
Отпущенный из изолятора под домашний арест А. Палецкис сбежит за границу, так как ему за шпионаж грозит до 15 лет заключения» — так звучала постоянная мантра прокуратуры, «аргумент», почему меня было необходимо изолировать и ни в коем случае не выпускать. Какое коварство!
 
Сначала прокуратура без малейших улик обвинила меня в шпионаже. А потом же сама и кричала: «Если он шпион, то наверняка постарается скрыться от строгого наказания. — Значит, его необходимо полностью изолировать до завершения предстоящего суда.
 
Между тем прокуратура на самом деле опасалась, что, оказавшись под домашним арестом и получив наконец доступ к интернету, телефону и возможность общаться с миром, я все в деталях опишу и расскажу. Чем я и занимаюсь в настоящее время.
Прокуратура, начиная с 2018 года, стращала общество: «А. Палецкис собирал данные о должностных лицах, которые расследовали события 13 января 1991 года, и о здоровье Юрия Меля, бывшего российского военного, находящегося в заключении в Литве». Но одно дело стращать, а другое — предоставить факты. Обратился в прокуратуру с просьбой представить конкретные данные, которые я якобы собирал. Увы, эти мистические данные почему-то до сих пор не предъявлены, даже спустя два с половиной года с начала запугивания общественности.
 
Улик нет, потому цепляются ко всему. К книге о 13 января, которую я тогда писал. К поездкам, контактам, визиткам. К билетам железнодорожным, авиа и даже метро... К тому, что я думаю так, как думаю, а не так, как должен думать.
 
Прокуратура всеми клыками и когтями вцепилась в показания одного-единственного «золотого свидетеля», на которых и строится обвинение. Между тем на самого «свидетеля» возбуждено дело за коллекционирование. детской порнографии! Поэтому-то он еще до начала дачи «показаний» был уязвим и сговорчив.
Щелк!
 
Мыслительный поток прерывает щелчок замка. Странно: в такое время, около четырех часов дня, в камеру обыкновенно никто не заходит. Смотрю на надзирателя. Он улыбается и протягивает листок.
 
— Домой.
 
— Как домой?
 
— Так. Прислали решение суда.
 
— Не верю.
 
Но, кажется, надзиратель не шутит. Читаю решение суда. На самом деле — суд отпускает меня под домашний арест. Складываю вещи. Сдаю на склад постель, видимо, помнящую еще времена царя Николая II. И на автомате оглядываюсь: где же они?
 
Где ставшие уже такими привычными, до зубов вооруженные ангелы- хранители? Где тот синеватый бронетранспортер, почти танк, на котором меня и других перемещали из одной тюрьмы в другую? Танк без окон-иллюминаторов, только люк сверху, ты сидишь в нем словно танкист — в запертой, прозрачной, объемом со шкаф камере-купе.
 
Массирую запястья. Их заковывали в наручники — эти постоянные «украшения», как только возникала необходимость меня куда-либо транспортировать. Те несколько метров от тюремных дверей к танку меня обязательно сопровождали несколько полицейских, иначе я мог словно змея выскользнуть из наручников, пнуть в самые чувствительные места ангелов- хранителей и испариться…
 
Но на этот раз испарился не я, а вся эта фантасмагория. И я большими шагами, без спецсопровождения приближаюсь к выходу из тюрьмы, совершенно один.
 
— Вам надлежит сегодня до полуночи явиться в полицейский комиссариат Вильнюса. Там на вас наденут электронный браслет и дальше все объяснят.
 
— А как мне теперь до полуночи добраться до Вильнюса? Деньги изъяты, телефон, банковская карточка — тоже, а уже скоро пятый час.
 
— Здесь 91 евро и 47 центов с вашего тюремного счета. Подпишитесь. Еще есть вопросы? Нет? До свидания.
 
Ворота открываются, закрываются. Стою один на дороге. Без бронированного сопровождения. Без наручников. Даже без электронного браслета. Мало того, сами надзиратели только что вручили мне 91 евро — да, если бы у меня было такое желание, вмиг мог бы умчаться за границу, в соседнюю Латвию, и там скрыться. Времени до полуночи, когда я, по указанию надзирателя, обязан явиться в полицию Вильнюса, еще море, целых семь часов. Только спустя семь часов они бы хватились меня искать.
 
А ведь прокуратура, по чьей инициативе последние 528 дней и ночей я был заперт и охранялся как рецидивист, прекрасно знает, что меня освобождают. Знают — и ничего не делают.
 
Следовательно, они сами не верили и не верят в гипотезу «о шпионаже».
 
Тюремный дневник
 
Чем труднее — тем лучше.
 
(Житейский парадокс)
 
Неактуальные места дневника я подсократил. Некоторые абзацы дополняю комментариями, написанными уже на свободе, спустя примерно два года после дневниковых записей. Комментарии выделены квадратными скобками и курсивом.
 
***
 
26.10.2018. [КПЗ на улице Т. Костюшко в Вильнюсе. Первый день после ночного ареста.]
 
…На нас воздействуют не события, а наше мнение о них. [Комментарий: в тот период руководствовался принципом стоика Эпиктета — от тебя не зависят внешние события, общественное мнение, от тебя зависит только твой взгляд на все.]
31.10.2018. В любой ситуации быть счастливым, счастье видеть в каждом миге, в каждой частице бытия — и помочь это видеть другим.
 
Несмотря на то, что нахожусь в заключении, как быстро промелькнул этот день! Час провел на прогулке, на лоскутке земли, сравнимом с гаражом для одного автомобиля, только поуже и несколько длиннее. В камере на листе бумаги расчертил шахматную доску и карандашом наметил дебют.
 
О страхе, особенно о страхе быть свободным, хорошо писал [немецкий психоаналитик] Эрих Фромм. Он считал, что большинство бежит от свободы как от непосильной ноши — ноши думать самому, ноши не быть частью толпы. «В таком обществе самые нездоровые люди являются самыми здоровыми», — утверждал он. «Казаться, а не быть — таков принцип этого общества». Один мой знакомый так и обращался на улице к встречным знакомым: «Ну как живешь, как удается казаться?»
02.11.2018. Пока люди не осознают общности своих интересов, до тех пор трагизм неизбежен.
 
05.11.2018. Поутру вспомнил китайское мировоззрение Дао. Тонкая вещь, на Западе трудно воспринимаемая. Свершение в бездействии. Покой как действие. Младенец как символ силы. Его ладошка, когда схватит, то цепко, хотя косточки ладони еще мягонькие. Череда парадоксов.
 
10.11.2018. [Следственный изолятор Лукишкес.] Сюда привезли вчера днем. Несколько часов продержали в боксе, в малюсенькой камере, в ней возможно только либо стоять, либо сидеть.
 
[Комментарий: этот бокс — площадью меньше квадратного метра клетка в человеческий рост. Есть лавка. Можешь присесть, потом стоять. Над головой — решетка. Ждешь несколько часов. Из смежных боксов доносятся дым и разговоры заключенных. Некоторые записи на стенах отмечены датой — 2000-й, 1990-й, даже 1985-й. Одна сообщает: «Столько нам не дадут, сколько можем отсидеть».]
Проверили вещи. Затем всех подвели к камерам. Дали постель, пластмассовую посуду, распределили. Моя камера 112 А, крайняя. На первом этаже, два метра на четыре примерно. Один пока. Вчера принял душ. Ночью радиатор полуживой, было зябко, оделся теплее, коротенько заснул.
 
Перед этим несколько дней много спал днем, ночью как-то не удавалось отдохнуть. Когда спишь, и время бежит быстрее, и чувствуешь себя лучше. Настроение нормальное, стабильное. Ничего преступного не совершал, явно дело политическое, надиктованное в духе геополитической атмосферы.
 
11.11.2018. Хотят предъявить максимальное обвинение в надежде на то, что хоть что-нибудь да прилипнет. Будем защищаться всеми возможными способами. Всё есть политика, как это часто и бывает. Содержание в Лукишкес направлено на моральное подавление, создавая не всегда приемлемые материальные условия. Но это внешние факторы, которые преодолеваются внутренними усилиями.

 

Подписаться на RSS рассылку
Наверх
В начало дискуссии

Еще по теме

Saulius Brazauskas
Литва

Saulius Brazauskas

активный гражданин Литвы

СЛУШАНИЕ НОВОГО ДЕЛА

оппозиционного политика и публициста Альгирдаса Палецкиса.

Saulius Brazauskas
Литва

Saulius Brazauskas

активный гражданин Литвы

АТАКА НА СТУДИЮ ПЕРСПЕКТИВА

Свобода слова по-литовски

Валерий Иванов
Литва

Валерий Иванов

ПОЛИТИЗИРОВАННАЯ ЛИТОВСКАЯ ФЕМИДА

Эрика Швянчёнене
Литва

Эрика Швянчёнене

ДОБРОСОСЕДСТВО это разве плохо?

Международный форум добрососедства под угрозой

ЛАТЫШСКИЙ ХАМ ПОЛУЧИЛ ВЫСОЧАЙШЕЕ ДОЗВОЛЕНИЕ

Вопрос, по какому принципу были отобраны эти люди?Они совершенно разные: кто то уехал сам, кто то под следствием, Жданок, пока в Европарламенте.Дело в том, что <беглецов> в р

КОГДА ВМЕСТО ПРИВЕТСТВИЯ ПРОИЗНЕСЛИ СЛАВА УКРАИНЕ

Только УМПК позволяет сбрасывать ФАБы до достижения засвета укро ПВО...№21 Ярослав Александрович Русаков→ Kęstutis ČeponisПочитайте, Кястутис...Вдруг - умеете?!

БЕСПИЛОТНЫЕ ЛЮДИ

Че то тебе совсем не смешно... :)

ГДЕ ХЛОПЦЫ, КУМ?!

Горяячииий эстонский пареень!!! Нэ спеши, а то успеешь!

СХВАТКА РОССИИ С ТОТАЛЬНЫМ ЗАПАДОМ

Вообще то больше говорил именно журналист, а не Андрей Безруков. Хотя Безрукова хотелось бы слушать по больше. Приятный и умный человек.

В ЭСТОНИИ АРЕСТОВАНА СВЕТЛАНА БУРЦЕВА

Ну и зачем же вы тогда сами не следуете своим словам?

ДЕЗИНФОРМАТОР!

Господи, прости им...Отсутствие мозгов - не может быть уходом от административной и уголовной ответственности!ИМХО!

Мы используем cookies-файлы, чтобы улучшить работу сайта и Ваше взаимодействие с ним. Если Вы продолжаете использовать этот сайт, вы даете IMHOCLUB разрешение на сбор и хранение cookies-файлов на вашем устройстве.